Хоть убей, а дурное память услужливо вычистила. Такая праздничная деменция. Завтра старикану ВЛКСМ — сто лет. И 100 строк посвящу только светлой ностальгии, без хронологической последовательности — что вспомнилось, то и вбиваю в смарт.
Помню, как однокурсник по белорусскому журфаку Коля Щербаченя, заработав за два месяца в стройотряде в Сибири 1000 рублей безрассудно разбрасывался купюрами в общежитском коридоре. Была у деревенского хлопца из Любани такая устойчивая пофигистсткая фишка — избавляться от дензнаков. Душевный порыв бескорыстия. Не комсомолом воспитанный, но комсомолом спровоцированный. Студенческие стройотряды вообще — едва ли не лучший социальный проект комсомола. Помню, съезд ВЛКСМ в Кремле. Кажется, 19-й по счету. На сцену выходят достопочтенные небожители, члены Политбюро, и зал взрывается: «Ленин. Партия. Комсомол». И я славлю Троицу и ощущаю причастность к значимому событию. Тоже душевный порыв. Помню фестиваль молодежи и студентов в Москве в 85-м — весь этот фейерверк необыкновенно красивых и одухотворенных лиц. Империализму от их пламенных речей было худо. Дни его, казалось, сочтены. Но нет. Через 6 лет рухнул СССР. Что-то сбилось в наводках и целях. Помню публичные страсти-мордасти по фильму и повести Юрия Полякова «ЧП районного масштаба» и свою реакцию в журнале «Комсомольская жизнь» — ни от одного слова и сейчас бы не отказался. Жестокая, под дых, правда об изживающем свое комсомоле. Хотя… столичная правда. Провинция жила чище и искренней. Увы, все смурные ветры в России дули и дуют из столиц. Помню, как под клятвенные обещания жениться собирал взносы с девушек- группкомсоргов на комбинате «Беларусьшина»/в «подчинении» — 240 экономистов, бухгалтеров, плановиков, диспетчеров, библиотекарей, воспитателей детсадов/. Но не сдержал, гад, слова. Ни разу. И таки уехал в Москву холостяком. Помню первую командировку от «Комсомольской правды» — в рудный Алтай. Полетел туда к любимой девушке, инструктору райкома комсомола, а вернулся влюбленным в другую комсомолку — тоже инструктора, но соседнего райкома. И таки женился на ней, на другой. Журналистов «Комсомолки» тогда принимали, как своих, и в шахтах, и в семьях. Помню заводские и студенческие спартакиады, фестивали самодеятельности, турпоходы, палатки, костры, «новогодние огоньки», на которых я произносил такие велеречивые тосты, что не поднять бокал было бы преступлением перед человечностью /не человечеством, конечно/. И молодые офицеры авиагарнизона, и мои комсомолки, которых соединил «огонек», охотно и с радостью шли на преступления. Многие — на брудершафт. Опять душевный порыв. Комсомол, к слову, классно ставил риторские навыки и …закалял печень. К счастью, моя выдержала. Но справились не все. Помню сборы и слеты в подмосковном молодежном центре «Олимпиец», на которых затевались споры про самую очевидную чушь. Но и она вызывала полеты в заоблачную умь, которая порой соприкасалась и с жизнью. Помню, футбольные баталии в Высшей комсомольской школе в Москве и потрясение от дриблинга чилийца-социалиста Серхио — он на скорости, закладывая немыслимые виражи, мог обвести играючи всю команду. Левые идеалы и левая забивная сошлись в нем в гармоничном единстве. Спустя много лет о его уникальных финтах и забивной левой напомнил мне легендарный Месси. Помню, как в Ульяновске познакомился с почти однофамильцем Анатолием Устюжаниновым, народным артистом России. Он снимался у Бондарчука в «Красных колоколах» в роли Ленина. И в номере отеля читал мне проникновенно речь вождя на 3 съезде комсомола. Наизусть выучил! Он и в театре в Ульяновске играл ленинские роли. Увы, Анатолий Иванович десять лет назад ушел из жизни. Близко к сердцу принял отлучение от образа и нападки на сам образ. И помню прием в партию, на котором повторил вычитанные у грузинского писателя Нодара Думбадзе слова: «Хочу, чтобы одним честным человеком в партии стало больше». Я признался, что слова не мои. Но мои. Такая тогда была идеология, такие внутренние установки и ценности. Я их беззаветно принимал.
Как из песни слова не выкинешь, так из истории не вычеркнешь исторического факта. Комсомол создавался в 18-м из низов, как ответ на вызовы горячего времени. Без него разруху в молодых головах тогда было бы не победить. Вожди это понимали. Собственно, комсомол и стал главной опорой власти в построении нового общества, которое, казалось, станет вдохновляющим примером для всего мира. К счастью ли или к несчастью — не стало примером. Сложилось не так, как замышлялось. Но идеи были величественны и эпохальны. И поколение под них воспитывалось — не нытиков и хлюпиков.
Законы природы и общества, теперь понятно, взяли свое. Их нельзя насильно крушить — даже во имя прекрасных целей. История отыграла свое. Но память о неудаче, об отчаянной попытке отринуть законы и достичь недостижимое, о вере в возможность всемирного счастья — останется в веках.
«Комсомол — это вера моя! Комсомол — это гордость моя! Это слава моя, комсомол!» — пели мы. Пафосные и красивые строчки. Они отразили дух времени. Без веры не было бы ни славы, ни гордости. И самого комсомола. Пропала вера — и ушел комсомол. Наука будущим поколениям.
Про скукоту, дурость, формализм — сегодня ни полслова. Этот дискурс /невразумительное, но умнёхонькое словечко/ — уже для «объективных критиков». Я им, «объективным», и сам был в конце 80-х. Тогда это было легко и в тренде — открывать глаза на «ужасы режима». Как сейчас легко и в тренде — пинать власть. Но теперь я — в стороне от пинающих. Уже знаю, чем оборачиваются массовые психозы.
И если Горький сказал, что «всем хорошим во мне я обязан книгам», то о себе переиначу — всем свободным и добрым во мне я обязан комсомолу. Такая-сякая была организация. Но ярче и лучше — не было. И с прискорбием должен признать — и не будет. Точно не будет. Такой системной, с такими идеалами, с такими свершениями, с такой наивной верой в историческую правоту и с самой историей, с такими душевными порывами и с такой песенной лирикой — такой молодежной организации больше не будет. Слабо придумать и организовать.
Стихи Николая Тихонова. Написаны перед самой войной. Напечатаны в «Комсомолке». Сегодня можно их читать и через губу, мол, поэзия здесь не ночевала. Но без таких адресных стихов не случилось бы потом и Великой Победы.
Ну разве что через 1000 лет случится великая социальная бифуркация. Бескровная. Духовная. И молодые орлы захотят сами объединиться под новыми знаменами. Для высоких полетов. Интересно было бы дожить. Кто знает, может, и подфартит — доживу. И увижу, что из ужасного и прекрасного комсомола пригодилось потомкам.
Но это отдаленная перспектива.
А сейчас всех друзей по фейсбуку со светлой датой — 100-летием ВЛКСМ. Завтра — праздник. Уверен, миллионы людей на пространстве бывшего СССР помянут юбиляра добрым словом. Заслужил старик.
